с удивлением подумал, что растение наполнено водой.

— Там поселок! — Ниязи показал рукой в глубь пещеры.

— Кара-Тобе, — объяснил Болбочан. — Вам здесь понравится. Кемаль-шейх, конечно, двинут, но если выполнять его правила, то можно жить. — Он как-то странно посмотрел на них и поспешил дальше.

В отличие от Ак-Шеих, постройки в Кара-Тобе были каменными. Бекир подумал, что на поверхности они не выжили бы. Их бы разнесла первая буря, и восстанавливать такое жилье пришлось бы долго. Куда практичнее были юрты из мусора и кож. Но жителям Кара-Тобе нравились их дома. Засоленные возились во дворах и с удивлением останавливались, когда мимо них проходила процессия вновь прибывших.

Суйер глубоко засел в костях каратабинцев. Они скорее походили на двуногих животных, ходячих растений или на ожившие камни, чем на людей. Маленькая девочка с острыми лисьими ушами и длинным пушистым хвостом протянула

им корзину с желтыми плодами. Ниязи испуганно отшатнулся, Черная Корова взяла один и осторожно укусила, а затем пересыпала фрукты себе в раздел.

— Вкусность! Как пахлава Тети Вальки, только не горькая. — Черная Корова закатила глаза и замерла.

— Что? — спросил Ниязи.

Бекир проследил за ее взглядом и тоже остановился.

В центре поселка с потолка свисал гигантский сталактит, из которого непрерывным потоком в невидимое озеро лился суйер. Бекир поднял глаза и увидел, что к сталактиту пещерным сводом сходились тысячи сияющих рек. Именно они, а не грибы, как подумал мальчик, питали светом пещерный мир.

— Учан-Су — течь большая вода, — объяснил Болбочан и мягко

подтолкнул их к скрывающемуся в зарослях домику. — Не медлите, Джанике-ханум ужасно нетерпеливая.

Из приземистых дверей вышла улыбающаяся женщина. Ее кожу покрывала тонкая блестящая чешуя, а зубы были острыми, как у Гули. Голову покрывал платок, а руки прятались под белым фартуком. Женщина окинула их пронзительным взглядом, точно так же, как Плаксива

Зарема, когда они медлили на обед.

— Болбочане, чего детей моришь? Я уже обед приготовила. — Она сердито посмотрела на мужчину, а на детей — с непонятной грустью.

— Говорю же, не женщина, а мешок с атеш-травой. — Болбочан подкрутил усы и подмигнул Бекиру.

Джанике-ханум пропустила детей в дом и закрыла дверь перед носом руководителя армейцев.

— Джанике-ханум, не забудь хоть ночью открыть, — раздался голос

Болбочана. Шаги Армии чудовищ удалились.

— Войдите и не слушайте этого агу. На язык верткий, а к делу вязкий.

Комнату словно обрисовали из книг прошлого. В трубе мирно трещали дрова. Такую печь называли оджаком. И она была настоящим чудом. Собы, которые использовались в юртах, были железными и стояли отдельно, чаще всего посреди помещения. Их всегда плотно закрывали, чтобы буря не могла разбрасывать угли. Оджак напоминала трубы, которыми пользовались в домах вспышек.

В нем огонь горел свободно, даря тепло и уют.

На высоком столе дымились еды. Бекиру в ноздри ударили аппетитные ароматы, живот скрутило от голода, рядом судорожно проглотил слюну Ниязи.

Он не мог бы описать, что они ели. Большинство блюд напоминало мясо, жилое, хорошо приправленное благоухающими семенами, с вкусной темной корочкой.

Тесто было подобно тому, что делала Тетя Валька, но слаще, тоньше и хрустнее. Джанике-ханум назвала «молоком» белую жидкость в кружках. И это было самое вкусное из того, что пробовал Бекир. Тулпары с поверхности такого не давали.

Теплая густая жидкость спустилась в желудок и расслабила мышцы. Живот стал приятно тяжелым, веки сами собой стали смыкаться. Бекир посмотрел на друзей. Ниязи кусал, Черная Корова оперлась на кулаки. Ее глаза стали стеклянными.

Комнатой разлился волшебный запах кофе. Джанике-ханум похлопала Бекира по спине. На мгновение сквозь затуманенные сном глаза ему показалось, что это Ма. Но взгляд

Джанике-ханум отрезвил. Хозяйка посмотрела на него так пристально и с такой горечью, что Бекир почувствовал укол страха. Он в первый раз спросил себя, куда они попали и что с ними будет.

— Пей, это отнимет твою боль. — Джанике-ханум придвинула к нему кружку с недопитым «молоком» и нежно погладила его по голове. Прикосновение в очередной раз напомнило о Ма, Бекир решил довериться. Сладкая жидкость потекла горлом, а вместе с ней пришел сон.

Когда Бекир открыл глаза, долго не мог понять, где он. Все было необычным: кровать, которую не сжимали бетонные стены подвала, влажный воздух, освещенная электричеством комната. Бекир пошевелил ногой. Пока он спал, Джанике-ханум заменила повязку и чем-то смазала раны на ноге. След, нанесенный ему клешней ракоскорпа, уже зарубцевался, а вот шрам от удара Дерева Боли продолжал болеть. Голова была удивительно легкой, словно он снова выпил лекарство Ма.

При упоминании о матери щекой сползла слеза. Он велел себе о ней не думать.

Для начала нужно было разобраться, куда они попали. Парень выглянул в окно.

У Кара-Тобе всегда царил день. Иногда, как рассказала Джанике-ханум, сверкающие реки бледнели. Это означало, что рядом проходит буря. В поселке были школа и дом Бога Вспышек. Ему единственному поклонялись жители Кара-Тобе.

Трижды в день они стягивались к вырубленному в стене помещению и громко молились. Джанике-ханум ласково сказала, что они смогут присоединиться к службе после благословения Кемаля-шейха. А еще у Кара-Тобе были рабочие механизмы. Кемаль-шейх нашел способ добывать электроэнергию. Каждый пятый день у дома молитв собирались люди, чтобы увидеть, как работают древние машины. Здесь были громкие приборы — когда-то их использовали для приготовления пищи или стирки одежды. Взрослые — те, кто до сих пор хоть чуть-чуть мог помнить жизнь к Вспышкам, — смотрели на них с грустной улыбкой. Они понимали, что самые важные в Деште фильтры для воды. А вот младшие безумствовали от экрана, где показывал живые картинки. В Кара-Тобе любили детей, не уничтожали даже «живое мясо». Мужчин было меньше, чем женщин. «Мужчины, -

говорила Джанике-ханум, — это всегда ссоры, драки, соперничество. Кемаль-шейх этого не допускает». Главу поселения уважали в Кара-Тобе не меньше, чем Бога

Вспышек.

Больше всего удивляла вода. В Кара-Тобе было несколько подземных водоемов с розовой солоноватой водой.